— Все нормально.
Долго она так не протянет, нужно укрытие и как можно скорее. Вот и луна стала ярче.
Я оглядывался по сторонам. Надежда обнаружить будку с едва различимыми буквами на голубоватой стене — «КТСМ» — «Когда Тяжело Спасительное Место» — становилась все более призрачной.
Марина вскрикнула.
Дорогу нам преградила крупная тварь. Вскинув автомат, я надавил на крючок — ни хрена! И как только стрелки пользуются этими штуками? Потянулся к ножнам. Тварь прыгнула. Короткий сухой клекот, и животное тяжело рухнуло на дорогу вблизи от меня. Марина опустила дымящийся автомат.
— Прежде чем стрелять, нажми вот это.
Она указала на небольшой рычажок на автомате.
— Откуда ты все знаешь?
— Жизнь научила.
Марина подошла к твари, дотронулась до оскаленной морды носком ботинка.
— Не стоит, — предостерег я. — Они живучи.
Рыжая отстранилась.
Стало понятно, что на эту ночь такого удобного и надежного убежища, как КТСМ, нам не найти.
Я приметил неподалеку от дороги разлапистое дерево и потянул Марину за рукав:
— Скорей.
Мы съехали с насыпи по гремучему гравию и побежали к дереву. Три твари уже спешили наперерез. На бегу я нажал рычажок автомата и выстрелил. Одна из тварей упала на бок, другие остановились, обнюхивая мертвого сородича.
— Скорее.
Еще две твари выскочили из дебрей. Я полоснул свинцом и завалил сразу обеих. Черт подери, неплохая вещичка.
У комля и выше ствол дерева оказался гладким — не на что наступить ногой, не за что уцепиться. Хотя до ближайшего сука я мог бы допрыгнуть… А вот Марина…
— Ну-ка.
Я присел. Она сразу поняла. Подошвы ботинок больно впились мне в плечи, но Марина, поднятая вверх, ухватилась за сук, вскарабкалась на дерево.
— Андрей.
Я оглянулся. Не меньше десяти крупных тварей бежали сюда по свежему снегу.
Подпрыгнув, уцепился двумя руками за сук. Теперь надо подтянуться… О, дьявол! Ну почему на крыше вагона я не съел хотя бы три крысы? Где мои силы?
— Чего ты, слабак?
Что-то странное колыхнулось у меня в груди и, сжав зубы, я сделал подъем-переворот.
Твари запрыгали внизу, разевая пасти. Я прицелился из автомата, но Марина схватила меня за руку:
— Не трать заряды.
Ну вот, она опять права.
Твари повизгивали, кидаясь на ствол дерева.
— Давай повыше залезем, — предложила Марина.
Мы вскарабкались почти на самую вершину.
Туча наползла на луну. Снег усилился. К утру наметет сугробы — это плохо.
Тем временем, привлеченные запахом крови, на поляну спешили все новые и новые твари. Марина с отвращением следила за пиршеством. Эти создания пожирали сородичей.
— Лучше не смотри, — посоветовал я.
Но она не могла оторваться — жутковатые зрелища привлекают.
Визг тварей, словно чем-то шершавым, тер мозг. Скорее всего, пиршество продлится до утра…
Но что произошло со мной пару минут назад? Почему от окрика Марины, от этого слова слабак я нашел в себе силы влезть на дерево? Не связано ли это с болтовней о бывших — странных людях, сожравших самих себя, как твари на поляне? Неужели что-то связывает меня с ними? Меня, игрока?
Голова гудела. Надо бы ухитриться поспать, иначе завтра мы не пройдем и пары километров. Я принялся развешивать автоматы и рюкзаки по веткам, прочно накручивая лямки. Марине надоело смотреть на тварей. Повернувшись, она сонно следила за мной.
— Сними ботинок, — приказал я.
Марина послушно стащила обувь, сморщившись от боли. Нога маленькая, узкая и удивительно белая — ну, не игрок она! Мозоль не очень большая, но прорвавшаяся — клочок кожи над красной ранкой.
— Помажь.
Я протянул пузырек с желтоватой водой: однажды мне пришлось вброд переходить ручей, я был бос, как раз из-за мозолей, и заметил, что эта вода облегчает боль.
— Все не выливай!
Пока Марина врачевалась, я осмотрел ботинок. На пятке топорщился кусок коричневой кожи.
С помощью заточки я выправил ботинок и повесил его на ветку рядом с автоматами.
Снял куртку, протянул Марине.
— Обмотай-ка ногу.
— Не надо.
— Завтра не сможешь идти.
Она капризно изогнула губы и, взяв куртку, обмотала вокруг ноги, связав рукава. Ну вот. Теперь нога не будет мерзнуть, а к утру мозоль должна затвердеть.
Пора устраиваться на ночлег. Мне уже приходилось спать на деревьях, и я давно усвоил, что главное — не свалиться спросонья. Я достал из внутреннего кармана веревку — только бы ее длины хватило.
Держа один конец в правой руке, другой перекинул через ствол дерева и схватился за него левой рукой.
— Лезь сюда.
Марина полезла ко мне сквозь ветви.
— Осторожно, — крикнул я, когда она покачнулась, едва не сорвавшись с дерева.
Прямо у ствола ветви были толстые, удобные для спанья.
— Обмотайся веревкой.
Марина послушалась.
Я связал оба конца веревки суровым узлом.
Несмотря на впивающуюся в спину кору, Марина скоро уснула, свесив голову на грудь. Рыжие пряди из-под шлема закрыли ее лицо, и я не мог видеть, как она дышит.
Я посмотрел вверх. За ветками чернело небо. Денек выдался суетливый, но удачный. Я жив, и это несмотря на то, что много раз плюнул в лицо Джунглей. Вернее, жив благодаря тому, что плюнул.
Джунгли полны одиночек…
Я еще раз посмотрел на спящую девушку («девушка» — надо же, вспомнил это слово!) и прикрыл глаза.
— Андрюша, сахар класть?
Посреди террасы — солнечная лужа. На столе — широком, самодельном — небольшая круглая ваза с печеньем, пара бумажных салфеток, и больше ничего.