Теплая птица - Страница 65


К оглавлению

65

— Марина, — позвал я, даже здесь не представляя себя без нее.

Она поднималась ко мне по пригорку, ведя за руку зеленоглазого белобрысого мальчугана с россыпью веснушек на вздернутом носике. Кто это? Мой сын… Неужели это мой сын? Залаяли собаки… Почему лают собаки, откуда здесь собаки?

— Эй!

Лица… Два мужских и женское… Но где бабочки, где мой сын?

Встряхнув головой, я окончательно пришел в себя.

— Эй, вы кто такие? — услышал голос женщины: ее черные глаза настороженно смотрели из-под надвинутой на лоб шапки. Одета в короткую грязную шубу, джинсы и сапоги на высоких каблуках. Как только ходит в таких по сугробам? Лицо серое, осунувшееся, с красным шрамом на лбу, напоминающим букву «Ц». Я бросил взгляд на ее спутников. Первый — толстяк невысокого роста со складками кожи под подбородком, одетый в треснувшее под мышками пальто; второй, — высокий, худющий, зябко кутающийся в кожаный плащ и весь такой … заостренный: острый нос, острый подбородок, остро поблескивающие глаза. И, самое главное, на лбах и у того, и у другого точно такой же, как у женщины, шрам.

Собаки захлебывались лаем. Я посмотрел на Марину — она как будто не была напугана. На всякий случай, я сунул руку в карман, где лежал пистолет.

— Мы из Пустоши, — сказала Марина, вылезая из саней. — Заблудились.

— Из Пустоши? — присвистнул толстяк. — Далеко же вас занесло.

— Где мы?

— В самом центре РТК.

— Центр Третьего кольца? — изумилась Марина. — Не может быть!

Ее возглас остался без внимания.

— Вас повезло, что вы встретили нас, — сказала женщина, переминаясь с ноги на ногу. — В такую бурю немудрено попасть в Черемушки, или, того хуже, в Битцу.

— А что там, в Черемушках и Битце? — подал я голос.

— Когда узнаешь, будет поздно, — сверкнув глазами, произнесла женщина. — Там бесчинствует банда мародеров Шевченко.

Я взглянул на Марину. Та кивнула и сказала:

— Шевченко уже не в Битце, он подвизался в РВК.

— Вот как? — равнодушно сказала Серая. Помолчала.

— Меня зовут Серая. Это — мои братья. Брат…

— Брат Устин, — встрял толстяк и, смутившись, покраснел.

— И брат Ярослав.

Длинный едва заметно склонил голову.

— Что это значит, — братья? — спросил я.

— Мы братья по вере, — взгляд Серой стал жестким. — Мы — цоисты.

Вот значит, почему у них на лбах буква «ц»!

— Цоисты? — удивилась Марина. — Не слыхала…

— Очень жаль. Если бы все стали цоистами, под солнцем воцарился бы Он.

— Кто — он?

— Бог, разумеется.

— Пора, сестра, — кашлянул длинный, поглядывая на небо.

— Да, — кивнула Серая и обратилась к нам. — Я предлагаю переждать бурю у нас. Будьте гостями детей великого Цоя.

— Цой — жив, — отозвались Устин с Ярославом, молитвенно сложив на груди руки.

Марина незаметно дернула меня за рукав. Я посмотрел на нее, ничего не понимая.

— Итак, вы принимаете приглашение?

— Можно мы обсудим это … наедине? — не очень уверенно спросила Марина.

Серая пожала плечами.

— Пожалуйста. Но недолго. Буря.

Цоисты отошли в сторону и принялись что-то горячо обговаривать между собой.

— Андрей, давай не пойдем, — зашептала Марина. Губы у нее припухли от мороза, лицо раскраснелось.

— Почему? Мы замерзли, заблудились, в такую бурю нам не добраться до Пустоши…

— Все это так… Но…

— Что «но»?

— Мне не нравятся эти люди.

— Марина, — я взял ее за руку. — Ничего не бойся. Это просто сумасшедшие, они безобидны. В конце концов, ты со мной!

Девушка слабо улыбнулась.

— Хорошо, Андрей.

— Эй, — окликнул я цоистов. — Мы идем с вами.

6
Спокойная ночь

Дом стоял в уключине переулка, такой же мертвый, как и окружавшие его каменные собратья. Когда Серая вошла под арку и махнула рукой: «Сюда», я, ведущий за ошейник вожака упряжки, подумал: не зря ли не послушал Марину? В конце концов, в Джунглях приходилось переживать и не такие бури, как — либо перекантовались бы… Но, взглянув на свою женщину, едва бредущую по снегу, отогнал от себя эту мысль. Одно дело — Джунгли, где, кажется, от деревьев исходит тепло, и совсем другое — этот город, этот обмороженный каменный гроб.

— Пришли, — произнесла Серая.

Вход в парадное был достаточно широк, чтобы упряжка вместе с санями протиснулась туда. Но усталые псы отказывались подниматься по обледенелым бетонным ступенькам.

— Мы поможем, — с готовностью вызвался толстяк Устин. — Так, Ярослав?

Длинный молча вцепился в задник саней. Я дернул за упряжь, вожак, не привыкший еще к своей новой роли, заскулил, напрягая мускулы.

— Толкайте!

Устин и Ярослав поднапряглись, и сани въехали по ступенькам на площадку.

Стены парадного украшали разноцветные надписи, рисунки. Чаще других встречались кричаще-броское «Цой жив!», а так же портрет длинноволосого юноши с горделиво выпяченной нижней губой. Одна бетонная лестница вела наверх, туда, где слышалось завывание ветра в пустых комнатах, другая — вниз. Вдоль лестницы, ведущей наверх, были установлены металлические перила, к которым я и привязал собак. Впрочем, псы и не помышляли о побеге. Оказавшись под защитой от бури, они дружно улеглись на пол и поглядывали на нас, высунув розовые языки.

— Следуйте за мной, — пригласила Серая.

Логово цоистов находилось в подвале. Серая отворила металлическую дверь. Терпкий дух человеческого жилья заструился вверх по лестнице. Я вошел, следом — Марина, и уже за нами — Устин с Ярославом.

65