— Марина, я скоро вернусь. Жди. Очень скоро.
Я зашагал прочь, боясь оглянуться. Впрочем, мне и не нужно было оглядываться, потому что я знал: Марина смотрит мне вслед, а немного поодаль ее ждут четыре согбенные от холода фигуры.
Рассвет застал меня у стены, подобной той, что ограждает Московскую резервацию от Джунглей. Резервация в резервации… Цитадель стрелков.
Когда-то этой стены не было. Под высоким голубым небом шумело московское лето. Андрей Островцев с женой Галиной гуляли по тропинкам ВВЦ мимо сидящих на скамейках парочек и мамаш с детьми, ели мороженое и сладкую вату, фотографировались у барельефа на памятнике космонавтам. Островцев вскарабкался на блестящее колено бронзовой женщины и Галина сфоткала его на память. Впоследствии выяснилось, что китайская «мыльница», к огорчению Галины, засветила пленку.
Я остановился перед глухими воротами. Видимо, нужно постучаться…
Отколупнув ногой кусок обледенелого снега, я с размаху швырнул его в ворота. Лед разлетелся на куски, словно разбилась хрустальная ваза. А ворота оказались не такими уж и глухими. Скрипнув, отворилось окошко; заспанные глаза уставились на меня.
— Че надо?
— На рождественские испытания.
Караульный простужено засмеялся.
— А еще раньше ты не мог придти?
— Не понял?
— А тут и понимать не х… Приказа запускать мясо пока не было.
Окошко захлопнулось. Под мясом стрелок, надо полагать, разумел таких, как я. Ну что ж, мясо так мясо.
Я присел на корточки напротив ворот: жаль, не из чего развести костер. Достав из-за пазухи сухарь и сушеного кальмара, принялся жевать без особого удовольствия, просто чтобы убить время.
— Не пускают, братан?
Рыжеволосый мужик в форме стрелка остановился напротив меня. Надо же, как тихо ходит, — даже снег не скрипнул! Я поднялся на ноги.
— Как видишь.
— Вот козлы, блин, — рыжий смачно харкнул в сторону ворот.
Этот мужик был сшит природой весьма добротно. Стрелковая одежка, коей следовало бы быть на пару размеров больше, выразительно подчеркивала его мускулатуру.
— Борис, — он протянул широкую руку.
Не знаю: то ли язык мой как-то не так повернулся, то ли само естество, носящее имя «Андрей», отказалось становиться стрелком.
— Ахмат, — представился я.
И мне стало легче. Пусть будет так: этот незнакомец — Ахмат участвует в испытании, возможно — становится стрелком, а Андрей вроде как ни при чем.
— Смотри-ка, еще трое, — сказал Борис. — Ну, теперь потянутся…
Он оказался прав: у ворот собралось человек тридцать. И — молчание, волчьи взгляды: скоро мы будем рвать друг другу глотки… Знать имя того, кто рвет тебе глотку, либо того, кому рвешь глотку ты — непозволительная роскошь. Похоже, из всех нас так не считал лишь Борис.
Он заговаривал с каждым новоприбывшим, но в ответ получал презрительное молчание.
— Во, народ, — поняв, что с этим народом словесной каши не сваришь, Борис снова подошел ко мне. — Суровые, б…дь.
Я усмехнулся: а ты чего ждал?
— Такое впечатление, что их только из Джунглей пригнали. Дикари.
— В Джунглях не дикари, — не выдержал я. — В Джунглях — игроки, которым Теплая Птица так же дорога, как и мародерам.
— Правда? — он явно обрадовался моей отзывчивости. — А я думал — там одно зверье, вроде тварей.
Кстати, о зверье. В толпе перед воротами началось движение.
— Запускают? — вытянул шею Борис.
Толпа выплюнула хрипящий клубок. Перекатившись несколько раз по снегу, он распался на две части — узкоглазого скуластого мужика, прячущего за пазуху нож, и бородача с залитой кровью грудью. Ошмонав карманы убитого, победитель спокойно занял свое место в толпе.
Похоже, этот инцидент послужил для кого-то знаком. Ворота отворились. Толпа хлынула было внутрь, но тут же подалась назад под ударами прикладов. Нас встречал отряд стрелков в полной боевой готовности. Невысокий седой командир что-то кричал караульному. Наконец, он вспомнил о нас:
— Не толпиться. Запускать по одному! Куда ты прешь?
Командир вскинул пистолет и выстелил в голову особо нетерпеливому претенденту.
Разом все успокоилось. Толпа растянулась в длинную цепочку, в самом конце которой очутились мы с Борисом.
— Несправедливо, — недовольно пробурчал Борис. — Пришли первыми, зайдем последними.
Как раз в это время стрелки за руки за ноги выносили убитого командиром претендента. Тело с хрустом упало в сугроб.
— И умрем последними, — добавил Борис.
Я засмеялся.
— Кому весело? — крикнул командир. Он даже привстал на цыпочки, осматривая цепочку.
Я поспешил проглотить смех, совершенно здесь неуместный.
— Прости, братан, — Борис положил мне руку на плечо. Я сердито скинул ее. Этот болтун доведет до могилы.
Цепочка стремительно уменьшалась. Один за другим претенденты исчезали за воротами. Наконец, очередь дошла до Бориса. Он кивнул мне:
— Удачи, Ахмат.
— И тебе удачи.
Борис скрылся за спинами стрелков. Хороший малый, — Христо был бы рад видеть его среди возрожденцев…
— Последний, что ли? — командир окинул меня нехорошим взглядом.
— Похоже, да.
— Входи.
За воротами были только стрелки, ни одного претендента.
Командир откашлялся и, запинаясь, прочел с желтого листа следующее:
— Согласно приказу 45в, подписанному лично Лорд-мэром, лицу, явившемуся на Рожественские испытания, присваивается порядковый номер, в полном соответствии с очередностью. Лицо, получившее номер, подпадает под юрисдикцию Устава Армии Московской Резервации и обязано бережно хранить номер, в случае утраты претендент подвергается каре по пункту 2 седьмого параграфа Устава Наказаний.