Теплая птица - Страница 96


К оглавлению

96

— Конунг Ахмат, — произнесла она, поднявшись со стула, — трибунал Московской резервации, взвесив все за и против, опираясь на Устав Наказаний, властью, данной ему Лорд-мэром.

— Слава Лорд-мэру, — глухо отозвались лошадиное лицо и бугай.

— Вынес приговор, являющийся безусловным воплощением судебного принципа Московской резервации — «Будущее зависит от тебя». Конунг Ахмат, вы приговорены к казни через повешенье.

— Что?

— Приговор должен быть приведен в исполнение публично в назидание тем, кто недобросовестно исполняет свои обязанности.

— Что ты такое лепечешь? — процедил я. — А вы, — окинул взглядом остальных членов трибунала, — вы чего молчите? Это не суд, а позор!

Лицо женщины, до этого мягкое, сделалось жестким.

— Это не суд и не судилище, бывший конунг, это трибунал Московской резервации. Тебе ясно?

— Заткнись, бл…дь, — заорал я, уже не сдерживая переполнивший меня страх. — Ты была в Твери, сука? Была? Ты видела Пашу?

— Конвоир!

Ударом в челюсть я сшиб с ног вбежавшего в дверь стрелка.

— Мне нужно поговорить с отцом Никодимом, слышите?

Бугай вскочил из-за стола.

— Не надо, конунг.

— Где отец Никодим?

Бугай кинулся на меня, придавив к стене так, что затрещали ребра. В помещение вбежали два стрелка. Один принялся хлопать по щекам лежащего на полу конвоира, другой стал помогать бугаю.

— Когда ты вступал в должность конунга, — перекрывая шум, крикнула женщина, — ты должен был подумать о возможных последствиях.

— Сука, — прохрипел я.

— Заткни пасть.

Бугай коротко боднул меня в висок. Чернота заполнила сознание.

4
Рассвет недалек

Я очнулся во тьме. И не было желания выяснять, что это за тьма.

По крайней мере, не холодно. Значит, меня не бросили в сырой каземат.

Мозг настойчиво подсовывал картинки только что (а может, уже давно) прошедшего заседания трибунала. Толстые, похожие на червей, губы женщины, зачитывающей: «Вы приговорены к казни через повешенье». Не эти ли самые губы зачитывали приговор Христо и Букашке? Помнится, Марина рассказывала про Бога, про загробный мир, про ад и рай… Неужели и вправду что-то существует там, за гранью? И я смогу снова встретиться с Христо и сказать ему, что он ошибся во мне? Причем, не только во мне, но и в Серебристой Рыбке?

Или есть только этот мир, мир снега, мир жестокости, мир смерти; он реален, он — не иллюзия, и уже поэтому его не хочется покидать.

Я сел.

В окошко под потолком заглянула луна, осветив привычную обстановку: кровать, стол, печка. Я дома, на своей квартире.

Поднявшись с кровати, ступая босиком по холодному полу (куда подевались гриндера?), дошел до двери. Толкнул. Скрипнув, дверь отворилась. Дьявол! Да они что, издеваются?

Я шагнул на крыльцо. Жгучий мороз пронзил пятки. Тропинка извивалась от моей квартиры в сторону бараков, как бы приглашая: иди. Пошел бы, если б был обут…

Но почему я босиком?

Вернувшись в помещение, тщательно обыскал каждый закоулок. Ботинок не было.

Несмотря на странность положения, я не смог сдержать смех. Надо же, какие умники! Оставили дверь открытой, но, чтобы узник не сбежал, изъяли у него ботинки. Верный расчет — босиком по снегу далеко не убежишь.

В животе заурчало. Кажется, у меня оставалась тварка…

Подошел к столу, из подвесного шкафчика достал жестяную коробку.

— Приговоренец собирается ужинать.

Темная фигура заняла весь дверной проем.

— Отец Никодим!

Глава ОСОБи вошел. Как и в прошлое свое посещение, уселся на стул напротив меня.

— Извини, Ахмат, на этот раз без тушенки.

Он достал из серебряного портсигара папиросу, закурил, мне не предлагая. Луна отражалась в золотом кольце, в которое отец Никодим вправил рыжую бороду.

— Вижу, не трусишь, не скулишь, — сказал он, стряхивая пепел на стол. — И правильно.

— Казнь так казнь, — как мне показалось, вполне искренне ответил я.

— Не бойся, казни не будет.

Я взглянул на отца Никодима.

— Но Устав предполагает неукоснительное исполнение решений трибунала…

— Трибунал! — глава ОСОБи поднялся, прошелся по комнате. — Судья Урнова, что вынесла тебе вердикт, — формалистка до мозга костей. Это робот, мыслящий исключительно строчками Устава. Плюнь на нее. Тобой заинтересовался Лорд-мэр.

Мое сердце забилось быстро-быстро.

— Да, Лорд-мэр, — повторил отец Никодим, слегка растягивая «э». — Ахмат, твой отряд погиб не случайно.

— Что?

— Не ори, дурак, — глава ОСОБи оглянулся, переходя на свистящий шепот. — Я здесь неофициально, по старой дружбе. Лорд-мэр давно жаждал военного столкновения с питерами. Его мечта — объединить все резервации под знаменем Московской. Ему нужен был казус белли.

— Что это такое?

— Повод к войне.

Вот значит, как! Кровь на снегу, содранная заживо кожа, животный страх за Теплую Птицу — все это казус белли.

— Думаю, — продолжал отец Никодим, — даже уверен, ты будешь удостоен аудиенции Лорд-мэра. Это огромная честь. Признаюсь, даже я не удостаивался ее.

— Вы не видели Лорд-мэра?

— Тебя это удивляет?

Я не ответил. Пожал плечами. Московской резервацией управляет невидимка…

— Ваш крест…

— Да, Ахмат?

— А вы уверены, что Лорд-мэр существует?

Ни один мускул на лице ночного гостя не дрогнул. Он смотрел на меня прямо, не отрываясь, с минуту, потом засмеялся.

— Хорошая шутка, Ахмат. Но опасная. Не шути так больше.

— Не буду, ваш крест.

96